31.05.2012

Константин Черемных

«БРАТЬЯ-МУСУЛЬМАНЕ»: ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА. Часть 2

Доклад, подготовленный для Института динамического консерватизма

Продолжение. Начало см. здесь: http://www.globoscope.ru/content/articles/3043/

КТО ДРУЖИЛ С МУФТИЕМ-НАЦИСТОМ?

Совершенно не удивительно, что исламских модернистов из кружка аль-Афгани–Сануа–Абдо считают еще и основоположниками египетского социализма (точно так же в Италии коммунисты записывали в свой пантеон Мадзини, а в России – Бакунина). «Изначальный ислам» стал знаменем борьбы против коррупции властителей, за справедливое распределение общественных благ и самоуправление.

Та же система ценностей, но с религиозной окраской, проходит сквозной нитью через последующее развитие египетского движения «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»). Учитель средней школы Хасан аль-Банна заимствует антибюрократический, антикоррупционный (и антигосударственный) пафос у Абдо, а привнесенную ханбалитскую аскезу – у Риды. Помимо этого, они интегрируют в свою философию элементы суфийских учений, что не противоречит их критике отдельных суфиев.

Базовые положения концепции Аль-Банны предопределяют массовость движения. Не только и не столько принцип «наша конституция – это Коран», сколько принципы внутренней толерантности. Из десяти «столпов» Аль-Банны, при единстве цели («установить Коран и Сунну как единственную отправную точку в упорядочении жизни мусульманской семьи, личности, общины и государства») и врага, и ханбалитского принципа включения дела (амаль) в веру (иман), СЕМЬ принципов излагают РАЗРЕШЕНИЕ НА ИНАКОМЫСЛИЕ: п. 2 – консолидация вокруг базовых принципов при игнорировании мелочей; п. 3 – поиск достойного исламского способа разрешения споров; п. 4 – отношение к тому, кто возражает, с позиции добра, п. 5 – избежание деспотизма в организации; п. 6 – возможность более одного правильного суждения по конкретному вопросу; п. 7 – сотрудничество в том, на чем достигнуто согласие, и прощение в спорных вопросах, п. 10 – жалость, а не злоба к заблудшим.

(Не худуд, а жалость. Есть разница?)

Аль-Банна преподает в Исмаилии – городке, где находится администрация Суэцкого канала. Ричард Митчелл, автор первой апологетической книги об истории и философии «БМ» (1969), упоминает, что администрация Суэцкого канала внесла финансовый вклад в строительство первой мечети «БМ» в Исмаилии. Несмотря на то, что «БМ» встретила выход этой книги с энтузиазмом, шейх Юсеф аль-Карадави в дальнейшем категорически опровергает эту версию, утверждая, что аль-Банна, напротив, был организатором борьбы работников компании за свои социальные права. Версия аль-Карадави в настоящее время является мэйнстримной и излагается в большинстве энциклопедий.

Ян Джонсон не отрицает партнерства «БМ» с британцами, но датирует первые его проявления концом 1930-х гг., когда Лондон в преддверии войны опасался усиления в Египте прогерманских настроений. Тот же автор далее развивает уже популярную версию о пронацистской расположенности «БМ». Этот исторический вопрос заслуживает особого рассмотрения.

Исходный мистический источник, общий для нацизма и множества романтических социальных движений первой половины ХХ века, отыскать совсем не сложно. Одни и те же розенкрейцеры дергали за ниточки Мадзини и Маркса, одна и та же, практически дословно, мифология исповедовалась Блаватской и лояльным СССР семейством Рерихов.

То же касается высших финансовых кругов, связанных с тайными обществами. Если разоблачителям связей Ленина с Парвусом, которые, кажется, уже выделились в отечественной науке в самостоятельную профессию, позволят сделать еще два шага в системе связей рубежа веков, они наткнутся на имена крупнейших мировых банкиров, вкладывавших средства и в русскую революцию, и в гитлеровский режим – достаточно назвать Варбургов, это имя звучало на Нюрнбергском процессе.

К этому можно добавить, что одна книга Г.Ф. Гегеля был для советских марксистов настольным учебником диалектики, а другая – фундаментальным обоснованием гитлеровского расистского подхода. Что и русских (потом советских), и нацистских мистиков с подачи британских оккультистов тянуло в Тибет, но ни реальному коммунизму, ни реальному нацизму это никак не помогло. Мистик Герман Гесс, близкий к этим кругам, бежал из Берлина в Лондон и был объявлен перебежчиком, а свой поступок объяснил жалостью к британским детям и животным (которая не распространялась на советских детей). Мистик К.Г. Юнг, столь же близкий к этим кругам, стал одним из интеллектуальных учителей номинально (ostensibly) левого сообщества New Age.

В создание популярной версии о связях «БМ» с нацистами вложили свой вклад и вполне добросовестные исследователи параполитики. У конспирологов-демистификаторов есть большое преимущество: отслеживая параполитические процессы в исторической динамике, они отбрасывают наносы ненаучной фантастики, идентифицируют манипулятивные вбросы (concoctions), вскрывают банальные интересы присвоения, на протяжении веков маскируемые политической и дипломатической риторикой. Недостаток этого жанра состоит в том, что вместе с фальшью официоза и приглаженными академическими версиями официальной истории они выбрасывают за борт массивные пласты социальных и культурных процессов вместе с динамикой мотивации реальных политических игроков – национальных лидеров, руководителей политических движений, которые, управляя большими массами людей, взятой на себя ролью принуждены отвечать их чаяниям.

Так, Дэвид Ливингстон, идентифицируя древние идеологические источники нового египетского рационализма конца XIX века, выбрасывает за борт многовековой контекст мутазилизма. История ХХ века в его изложении оказывается такой же упрощенной: например, Вторая мировая война, которая в его представлении является в чистом виде исполнением «заветов» Альберта Пайка, сужается до рамок противостояния нацизма и политического сионизма как двух оккультных изобретений, предназначенных для столкновения цивилизаций в мальтузианских целях.

Эта схема «пентаграммы против свастики» учитывает влияние старых, новых и новейших оккультных и мистических кругов, но духовная энергетика монотеистических религий, в том числе православия, остается за бортом. Точно так же остается за бортом созидательный потенциал реального коммунизма. Эта схема вовсе игнорирует как трансформацию идеологических «зерен» культурным субстратом, так и специфику, масштаб, искания и идейную эволюцию государственных лидеров, политиков, богословов, глав разведслужб и крупных дипломатов. За бортом этой схемы оказывается, например, не только личность Иосифа Сталина, но и логика его военной политики, выходящая за пределы наднациональных замыслов, хотя и мотивируемая не только традиционными геополитическими соображениями (контроль над проливами), но и многовековыми историческими смыслами (возвращение в Константинополь). Эта схема не позволяет понять, почему наша страна простерлась на одну шестую суши, почему победила в войне, почему отстроилась после войны, и почему, когда она утратила свою мощь и геополитическую роль, ее место занял Китай.

В результате этого избыточного упрощения упускается не только различие между марксизмом и русским коммунизмом (исчерпывающе описанное Николаем Бердяевым именно через призму влияния культурного субстрата), но точно так же – различие между философскими и оккультными источниками ислама ХХ века и реальным политическим исламом, который развивается в новую эру в широком диапазоне форм. Выпадает анализа и феномен «отраженного влияния» – восприятие идеологически окрашенного строительства политических моделей в Европе многомиллионными массами людей периферийных стран. Итогом становятся политические штампы, воспроизводимые затем множеством авторов, ангажированных конъюнктурой момента.

Та синтетическая форма ислама, которую развивал аль-Банна в Египте при короле Фаруке, вовлекала широкую массу верующих в низовую социальную деятельность, семейную взаимопомощь, обучение (причем не только религиозное), общественное самоуправление. Ихваны на практике строили как духовный мост между разрозненными общинами, так и классовый буфер, предохраняющий общество от социальных потрясений. Естественно, что в этой деятельности были заинтересованы наиболее дальновидные правительственные чиновники и умеренные партийные лидеры, представляющие интересы национального бизнеса. Ленин назвал бы их мусульманскими народниками.

В то же время «БМ» занимались «экспортом идеологии» в страны региона – Трансиорданию, Сирию, подмандатную Палестину. В этом процессе им неизбежно приходилось соприкасаться и с колониальными администрациями, и с местными чиновниками, и с духовной иерархией. Включая, разумеется, муфтия Иерусалима Хадж Амина аль-Хосейни.

Бывший офицер турецкой армии Хадж Амин аль-Хосейни стал муфтием при активной поддержке англичан – более того, он был продвинут на эту должность вопреки результатам выборов, которые он в 1921 году проиграл. На тот момент, как поясняет Давид Сторобин, британцы руководствовались соображениями политического контроля: Хосейни принадлежал к одному из двух самых влиятельных в Палестине арабских семейств, муфтием был и его отец. Более того, британская администрация постаралась избавить Хосейни от соперников из клана Нашашиби.

Хадж Амин аль-Хосейни еще до получения должности поощрял стычки между арабским и еврейским населением, но британцы ему это прощали. Его лично выгораживал Высокий комиссионер в Палестине, английский еврей Герберт Самуэль. В 1929 году очередное столкновение с еврейскими поселенцами поддержала вместе с муфтием и Коммунистическая партия Палестины, получавшая поддержку из СССР.

Ближний Восток – именно тот регион, где простая схема «звезды против свастики» вступает в противоречие с реальностью. Увлечение муфтия аль-Хосейни нацизмом, как и его последующие поездки в Берлин и встречные нацистские инициативы (Арабский клуб), проистекали не только из неприязни Хосейни к евреям.

Во-первых, у муфтия (что не было распознано англичанами) были собственные, личные «династические планы», в которых он рассчитывал на поддержку нацистов. Во-вторых, в 1930-х годах германская модель государственного строительства становится популярной на арабском Востоке в массах населения, причем больше всего там, где колониальная политика англичан и французов вызывает широкое недовольство. Сами аль-Джунди, один из основателей сирийской партии БААС, вспоминал: «Все, кто жил в Дамаске в то время (середина 1930-х), были свидетелями расположения арабов к нацизму».

У феномена германофилии, живым наследием которого стал один из многочисленных кандидатов-самовыдвиженцев на египетских выборах 2012 года пенсионер Гитлер Абу Саада, были убедительные социальные причины. Впрочем, пример Германии привлекал тогда многих – и в Мексике, и в русском Харбине, и в узком кругу евреев-романтиков в подмандатной Палестине. О том, что жизнерадостные мальчики из Гитлерюгенда через пять лет начнут с германской методичностью физически истреблять неполноценные по Гегелю народы, догадываются немногие.

Эти настроения не могли не распространиться и на Египет. Если бы не активная социальная деятельность «БМ», они бы получили более широкое распространение. Воссозданное в октябре 1933 года Ахмедом Хуссайном движение «Молодой Египет», активисты которого называют себя «зеленорубашечниками» и имитируют нацистские штурмовые бригады, поначалу состоит из нескольких сотен человек. Но их число постепенно растет, они устраивают стычки с «синерубашечниками» из партии «Вахд», а затем устраивают покушение на лидера этой партии Мутафу Наххаса. «Младоегиптянам» приходится уйти в подполье, они распространяют антибританские листовки, и их социальная база растет.

Неудивительно, что британская сторона заинтересована в использовании «БМ» в качестве противовеса «Молодому Египту». Это делается опосредованно: «БМ» активно опекает лояльный англичанам Мустафа Наххас.

Между тем муфтий Хосейни не только братается с нацистами, но и содействует им в создании вооруженных формирований и публично агитирует против англичан. Муфтия вынуждают покинуть Палестину.

В конце 1930-х в ряде очередных межэтнических столкновениях в Палестине участвует молодежная группа «Джамият шабаб сайидина Мохаммад» (Общество молодежи нашего Учителя Мухаммеда), отделившаяся от «БМ». Аль-Банна этого не одобряет, хотя в Палестину отправился ранее его собственный зять Саид Рамадан. Муфтий в это время находится в Ливане – под покровительством французской администрации.

Между тем, «Молодой Египет» выходит из подполья в другой «одежде», теперь апеллируя к религии и называя себя Национальной исламской партии. В ее рядах – молодые офицеры Гамаль Абдель Насер и Анвар Садат.

По газетным полосам и даже страницам энциклопедий гуляет штамп: дескать, аль-Банна «благословил» распространение «Майн Кампф» на арабском языке. Между тем историки Ближнего Востока (в том числе и пристрастный автор Давид Сторобин) пишут, что книгу Гитлера переводил на арабский родной брат Насера.

Когда в Африке высаживается армия Роммеля, активистов Национальной исламской партии отлавливают и сажают в тюрьму, откуда юный Садат пишет трогательные письма фюреру. А британцы силой – при поддержке танкового взвода! – принуждают короля Фарука уволить премьер-министра Али Махера, склонного к прогерманским настроениям, и вернуть на его должность Мустафу Наххаса.

Естественно, что в тот период в рамках «БМ» существует закрытая военная структура «Аль-Джихаз ас-Сирри». С этими «боевиками аль-Банны» Насер будет особо жестоко расправляться, когда придет к власти.

Союза между нацистами и «БМ» не могло возникнуть не только по причине партнерства с «Вафд» в 1930-х годах. Идеологическая несовместимость признается даже крайне пристрастными западными авторами.

Так, на портале маргинального англо-индийского движения FaithFreedom International, созданного «гражданами, отказавшимися от ислама» (от его имени обычно выступает проповедник Али Сина), воспроизводится версия о партнерстве «БМ» с «Молодым Египтом». Однако даже эти крайне ангажированные авторы (заголовки на портале: «Мохаммед против Аллаха», «Что Черчилль говорил об исламе», «Ислам чужд западной цивилизации и т.п.») утверждают, что ««БМ» не следовала расистской политике национал-социализма, поскольку она расходилась с их концепцией универсального мусульманского братства. Гитлер не мог служить моделью для аль-Банны. Поэтому объяснение «пассивности» «БМ» только влиянием МИ-5, как это делает Ян Джонсон, – явное упрощение, а объединение Ливингстоном «БМ» и «Молодого Египта» в один субъект – натяжка, противоречащая даже контексту самого автора.

Хаим Купферберг – конспиролог, считающий «БМ» идеологической и кадровой базой глобального терроризма! – признает, более того, подчеркивает, что в послевоенные годы «БМ» находится под полным контролем англичан, и более того, становится «престижной» (на мировой арене) организацией после того, как в нее вступают представители влиятельного финансового семейства Аззам. «Абдель Мохаммед Аззам, вся жизнь которого была связана с Соединенным королевством, выполнял поручения Лондона в Ливии, оказывая поддержку роду Сенусси, что обеспечило установление власти короля Идриса. После войны А.М. Аззам становится первым генеральным секретарем Лиги арабских государств, создание которой спонсируется Великобританией, а его дочь Муна выходит замуж за старшего сына саудовского принца Фейсала – Мохаммеда», – напоминает этот автор.

Период, когда «БМ» находится под контролем Лондона, совпадает с периодом ее миссионерской экспансии в соседние страны региона – в Трансиорданию, Сирию, Йемен. Наибольшую популярность идея «исламской нации», трансформированная идея Риды, находит в Йемене, где вдохновленная «БМ» партия получает название «Аль-Ислах» – «Реформа». Партии с такими же названиями и антибюрократическими программами возникают затем в Бахрейне и Сомали.

Сирийская «БМ» радикализируется после объявления вне закона (1963), что в итоге приводит к ее маргиналиазации, ввязыванию в террор (1978) и расколу на соперничающие группы (1988). В итоге проектировщикам сирийской революции в 2011 году приходится ее «собирать по частям», но и это не удается из-за конфликта с другими лоббистами.

Что касается муфтия Иерусалима Хадж Амина аль-Хосейни, то его укрывает после войны не «БМ»: он получает убежище в Каире от короля. И вовсе не с помощью Вашингтона или Лондона, вовсе не в рамках «приручения» разведчиков и ученых нацистского режима. Наоборот, Лондон требует экстрадиции муфтия, а его бегство в Египет устраивает французский министр иностранных дел Жорж Бидо. Если эта деталь выбрасывается из анализа, то вместе с ней выбрасывается французская политика во всей ее эгоцентрической двусмысленности в течение не только всего XX века, но и позже (Николя Саркози – ее самый свежий, но вряд ли последний образец).

Отечественным проповедникам догмы «“БМ”»=фашизм» можно предложить для осмысления такой ряд фактов для размышления. Муфтий аль-Хосейни, помогая фюреру, участвовал в создании боснийской дивизии СС «Санджар». В числе офицеров этой дивизии был некто Алия Изетбегович. В 1992 году этого Изетбеговича преподнес миру представителем «нового, умеренного ислама» французский философ Бернар-Анри Леви (позже – автор сценария военного вторжения НАТО в Ливию).

Лоббирование бывшего нациста Изетбеговича совершенно не мешает Бернару-Анри Леви посещать Израиль и учреждать там институт в память о своем учителе Эмманюэле Левинасе. И президент Израиля Шимон Перес, многолетний лидер левой партии «Авода» (он же – покупатель ядерной бомбы у Франции), включает Леви в Международный совет Peres Fund for Peace. Почему он называется Peres Fund for Peace, а не Peres Fund for War? Можно объяснить это его личным лицемерием, можно – традицией подмены понятий в постиндустриальном мире.

Философ Тарик Рамадан, преподаватель Оксфорда, гражданин Швейцарии и внук Хасана аль-Банны, считает исламофобами Бернара-Анри Леви, как и его коллег Андре Глюксмана и Алена Финкелькро. И говорит об этом вслух, что вызывает мощный всплеск правозащитного гнева в Париже (этот всплеск, впрочем, не распространяется ни на Лондон, ни на Берн).

Во Франции Бернар-Анри Леви тоже был ближе к левым – к Соцпартии, но когда представилась возможность послужить делу французской экспансии в Африке, философ «перешел линию» и оказал услугу Николя Саркози. Можно объяснить этот факт шовинистическим пафосом, можно иначе – желанием сослужить службу «главному левому» в представлении таких «левых», как Леви и Перес – Бараку Хусейну Обаме.

И наконец, можно заподозрить Леви, называвшего Ахмада Шах Масуда своим другом, в принадлежности к параполитическим структурам, участвующим в переделе мирового наркорынка. Равно как и рынка легких вооружений, прямо связанного с ним. Африка, откуда родом Леви, сегодня – не столько арена борьбы между державами, сколько арена борьбы между наркокланами.

А ведь это вопрос не последней важности – хотя бы потому, что этот рынок, где семейство Ага Хан имеет непубличную репутацию ключевых воротил под лондонским покровительством, является цивилизационной угрозой для нашей страны.

(Продолжение следует)

Количество показов: 9558

(Нет голосов)